Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суд - Страница 73

Персональное и непосредственное ознакомление с окончательной редакцией бумажного протокола, напротив, позволяет в полной мере проконтролировать содержание всех разделов: данные о времени и месте составления, об ознакомлении с правами, о составе участников и всё прочее. Каждая составляющая сведений по протоколу важна для оценок их допустимости и доказательственного значения. Тем более только собственно-зрительное знакомство позволяет нам устанавливать соответствие происшедших процедур с их отображением в протоколе.

Специальный раздел в протоколе позволят внести в него Замечания о правильности (или неправильности) содержания. Здесь не только можно, но и нужно отметить любые несоответствия, неполноту текстовой информации. Замечания – существенное и самостоятельное средство защиты. Замечания не являются собственно обращением, хотя и могут содержать посыл: прошу учесть, принять во внимание, рассмотреть, удовлетворить. А почему «хотя и могут»? По моему мнению, необходимо выдвигать требования, без которого следаки оказываются, как бы и не обязаны что-либо исправлять, так как их к этому никто и не призывает. Как бы то ни было, Замечания выражают несогласное мнение о правильности сведений. Ни Закон, ни практика не определяют порядок рассмотрения Замечаний на протоколы по досудебной стадии производства. Представляется, что этот порядок должен равняться на правила рассмотрения Замечаний в отношении Протоколов судебных заседаний (сокращённо далее – ПСЗ), как это установлено в статье 260 УПК. То есть любые Замечания должны бы рассматриваться лицом, проведшим следственное действие и составившим протокол, удовлетворяются им или отклоняются специальным решением, а пусть даже и внутри самого протокола с указанием мотивов и оснований этого решения.

Только после выполнения указанных условий производство следственного действия можно считать завершённым, а результаты – зафиксированными. Однако ещё повсеместна традиция, когда те же Замечания к протоколам следственных действий вообще оставляют без рассмотрения. Они, их наличие как бы выпадают из общей процедурной канвы: родившись, Замечания остаются жить своей никчёмной жизнью. Следаки внимания на Замечания не обращают, как если бы такие не имели значения или не заявлялись вовсе. Отсюда непонятно становится, учтены Замечания или нет, оценивать сведения по протоколу вкупе с такими оговорками или эти основные сведения действительны и без сведений по Замечаниям. Такая неопределённость возникает и из-за того, что привнесение Замечаний – достаточно редкое явление. Некоторые следаки за многие года деятельности своей могут ни разу не столкнуться с подобным способом вмешательства со стороны защиты, тем более от прочих участников. В этом – одно из проявлений бестолковости действий защиты. Кроме того, сам УПК откровенно тупит по этому поводу, когда не дал регламентаций по порядку внесения и рассмотрения Замечаний. А это всегда – лишний повод к произволу. Но резонно считать, если предусмотрена возможность замечаний, то они подлежат рассмотрению, они неотъемлемы от остальных сведений протокола, которых касаются по смыслу «замеченного» ими. В ином случае содержание следственных действий останется не бесспорным, а результаты – не явными, а доказательство – в целом недопустимым.

Возможный перечень следственных действий, к участию в которых может быть привлечён подозреваемый, в разы меньше, чем их количество на последующих стадиях участия обвиняемого. К таким действиям относятся проводимые с подозреваемым осмотр места происшествия, обыск, изъятие, досмотр, освидетельствование, допрос, очная ставка, а так же получение явки с повинной, следственный эксперимент, опознание. Соответственно и доступность протоколов предполагается только по таким действиям. На практике редкий подозреваемый из-за краткости его нахождения в этом качестве едва бывает задействован хотя бы в паре-тройке таких мероприятий. Их большинство реально осуществимы уже на стадии обвинения либо самостоятельно проводятся без участия подозреваемого ил вообще до появления такого участника в официальном качестве его.

По прямому смыслу нормы с протоколами всех иных следственных действий, где не участвовал подозреваемый, он знакомиться не вправе. Вернее сказать, норму так понимают: нет у властей прямой обязанности знакомить подозреваемого с материалами, полученными без участия подозреваемого. Но нет и прямых запретов, Закон не предписывает лишения права доступа в категорической форме. Значит, ознакомление всё же может быть осуществлено или по воле следака, или по настойчивым требованиям защиты, или повелению вышестоящих должностных лиц. Это произойдёт, например, когда есть выгода мусорам, есть необходимость «засветить» материалы с целью давления, убеждения в чём-либо, порождения сомнений. Так, подозреваемому могут указать на разоблачительный факт и продемонстрировать в связи с этим протоколы допросов других лиц, в том числе и «липовые». Не обязательно, что такую процедуру ознакомления зафиксируют документально. Но если в ходе допроса следак ссылается в вопросе своём на какие-либо доказательственные сведения, тогда подозреваемый вправе потребовать подтверждений этой информации через непосредственное ознакомление с соответствующими протокольными данными. Существующий всё ещё негласный запрет на ознакомление со сторонними от участия подозреваемого протоколами связан с неувядающей причиной – тайной следствия. Следствие, как это не глупо выглядит, желает быть тайным даже по отношению к подозреваемому. Хотя такая (спорная) позиция законодателя и исполнителей явно не согласуется с нормами международного права, в частности, с общепризнанным правом подозреваемого знать об основаниях подозрений, то есть о фактических основаниях – доказательствах обвинения. А где эти доказательства фиксируются? Верно, в протоколах.