А как быть в случаях правовых разъяснений? Обвиняемому не только должны быть разъяснены права и порядок, но и установлена понятность, смысловая доступность этих разъяснений. Судья с вопросом: «Обвиняемый, Вам понятны Ваши права?». А в ответ – рыбья немота. Конечно, велик будет соблазн постановить факт отказа в даче пояснений на этот счёт, но так и останется не выяснен вопрос: так понятны права или не понятны(?). И что, если не понятны? Это препятствует дальнейшему разбирательству. Или же в случае не менее тупого молчания на вопрос: «Согласны ли дать показания?». Молчание не показывает, согласен или не согласен. Но ведь обвиняемый и не отказался.
«Объясняться» – это более ёмкое понятие, чем «давать объяснение», как это свойственно для подозреваемого. Такое действие уже не подразумевает лишь возможность формирования такого процессуального акта, как Объяснение. Речь идёт о речевом общении любого формата с любыми субъектами.
«…на родном языке или языке, которым он владеет…». Здесь через союз «или» обвиняемому гарантируют возможность избирать удобный и выгодный для него язык сообщительства. Обвиняемый сам выбирает, а не кто-то за (для) него. (Я полагаю, тебе не нужно отдельно втолковывать, что речь идёт о Языке – системе словесного выражения мысли, а не о Языке – мясной щупальце в твоей пасти). Дача показаний и объяснений на определённом языке предполагает наличие обратной связи. То есть с обвиняемым должны изъясняться на том же языке его общения, пусть даже и через посредников.
И все процессуальные документы, которые адресованы обвиняемому, затрагивают его права и обязанности, должны быть изложены на том же языке. А при ознакомлении с любыми иными материалами, и не только из уголовного дела, но и как-либо с рассмотрением этого дела связанными, должна быть обеспечена двусторонняя языковая адаптация. Ныне это острая проблема. У обвиняемого может возникнуть потребность в рамках производства сообщаться со сторонними органами власти, организациями и гражданами (передать – получить информацию). И сами такие обращения, и ответы на них, естественно, потребуют языковой переработки. Всё это тесно связано по своей проблематике со следующим правом, что…
Обвиняемый вправе пользоваться помощью переводчика бесплатно… который, чёрт побери, не может физически неотступно или хотя бы ежедневно по часу быть рядом с обвиняемым. Тем более если обвиняемый заперт в тюряге. Тогда и само общение активного в процессе обвиняемого через переводчика крайне затрудняется, невероятно замыливается по времени, притупляет эффективность защиты. Плюс ко всему и переводчик фактически получает полный доступ ко всей переписке обвиняемого, к его тематике общений с защитником и не только. Переводчик тот, по проходящей через его мозг информации станет, осведомлён о многих аспектах позиции обвиняемого и его окруженцев. А будучи осведомлён, где гарантии, что он осведомителем не станет в пользу мусоров.
То первейшая забота – изначальную наладить связь с переводчиком, например, через адвоката регулярными плановыми встречами или почтовой перепиской. В любом случае привлечение переводчиков производится по процессуальным решениям об этом. И уже в этом решении по настоянию (ходатайству) самого обвиняемого могут быть оговорены конкретные требования к переводчику о режиме посещений и участия. Чтобы постановление «о назначении» стало не формальным решением о наличии переводчика, а об его Участии. Через такую резолюцию эти требования станут обязательствами. Тот же следак или судья сами должны будут выполнять данное постановление и контролировать его исполнение другими. Кроме прочего, ещё до решения о назначении переводчика мусора должны будут убедиться в его компетентности и личных возможностях. Фирштейн?
Призрачное решение многих проблем – самостоятельный поиск и вербовка спеца. По перспективности это удобный вариант и в свете обеспечения доверия, и возможности соглашений по многим пунктам обязательств. Если ты сам и за свой счёт решишь привлекать двуязыкого человечка (это дорогое удовольствие), а переводчик откажется от негласного сотрудничества с мусорами, скорее всего, такого не допустят к участию в деле или впоследствии отстранят по доводам о его «некомпетентности». Всё аналогично борьбе с «честными» адвокатами. Методов давления множество. Например, при посещении тебя в СИЗО и по мнимому подозрению в попытке проноса «запретов», переводчика пару-тройку раз покошмарят, прошмонают хорошенько, промурыжат по кабинетам и объясниловками задрочат, а то и реально запрет подкинут в карман. После подобных наездов наш знаток языков сломается на хрен, проклянёт такое участие, и вернёхонько соскочет с темы. Стало быть, за «своего» переводчика придётся тебе постоять тогда и даже меры предупредительные применить. Знаю случай уместный. Закандаленный таджик уже в начале участия «своего» переводчика закинул жалобчёнку прокурору о (якобы) угрозах давления на этого переводчика, о (якобы) намёках и угрозах прямых со стороны следака по силовому отстранению от участия через прокладон. После беседы с прокурором следак, хотя и отнекивался по всем статьям, но остерёгся на будущее от акций давления.
Желательно, конечно, чтобы и сам переводчик обладал некоторыми волевыми установками, активно и открыто отстаивал свои полномочия и задачи (статья 59 УПК). Да много ли таких бойцов отыщешь в среде «вшивой интеллигенции»? Во всяком случае, все свои обращения в адрес мусоров ты волен составлять только на удобном тебе языке, и в них настаивать на участии конкретного лица в качестве переводчика. Так же, как ты волен устраивать скандалы о неверных, не точных, ложных переводах, осуществляемых левыми субъектами. Яхши?