Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суд - Страница 89

Принимая во внимание, что подсудимый, осужденный (оправданный) – это лишь разные лики того же обвиняемого (ст. 47.2 УПК), то и право возражать обвинению равно распространяется на все стадии судопроизводства, последующие и за предъявлением обвинения. То есть не имеется формальных ограничений возражать обвинению при рассмотрении дела по первой инстанции, в кассационном или надзорном судах, по новым или вновь возникших обстоятельствах, путём обращений в любые и не только властные органы. Оспаривая приговор или иные решения по делу, обвиняемый во всех таких случаях возражает – так или иначе выражает несогласие с обвинительными доводо-выводами, производными от первоначального обвинения.

Любой тупице ясно, что право и возможность возражать обвинению возникает со времени зачатия самого обвинения и его вывоза на свет божий, предъявления то есть. А вот известному мне чувачку (он слыл тупицей «не любой») оказалось это ясным не совсем. Что учудил это хлыст…. Будучи ещё официально подозреваемым, он направил прокурору Возражения на обвинение. В бумаге той было заявлено, что чувак не согласен с обвинением его в таком-то преступлении, которое предъявил ему с обозрением текста следак на первой же встрече (адвокат не присутствовал), но на руки постановление выдано не было, мол, позднее вручат; в Возражениях указывалось, что такие-то обстоятельства по обвинению являются ложными, что квалификация действий не верная, что обвинение насыщено противоречиями, и что не выполнены должные процедуры предъявления. Возражения, конечно, отклонили по формальным основаниям. Но его искренние возмущения восприняли поверьем, что имелись действительные попытки незаконных провокаций со стороны следака. Всё стройно и логично подведено. Следака того на всякий случай отстранили от производства по делу. Может в том и были изначальные замысел и цель?

В отличие от аналогичных прав подозреваемого, право на дачу показаний обвиняемым связано уже с наличием утверждений об определённом состоявшемся событии преступления, о причастности конкретного лица, а то и группы лиц. Попутно обрати внимание на очередную хитринку в содержании нормы: вправе давать показания по предъявленному обвинению. В искажённом понимании мусоров эта установка позволяет им на деле ограничивать объём показаний пределами предъявленного обвинения. И такие ограничители включаются только когда выгоду находят в этом сами обвинители, конечно в случаях, когда могут быть порождены сомнения в правоте обвинения. Например. Ты в суде пытаешься опровергать обвинение показаниями о том, что не ты кидал бомбу в царя, то шмальнул в него Сашка Ульянчик (или она сама кинулась). И, как очевидец происшествию, описываешь обстоятельства. Следуя правилам, твои обвинители должны бы опровергать такие доводы, исследовать существо сведений, выискивать в противовес новые доказательства, в том числе через допрос самого Шурки. Хрена лысого! Несмотря на фактических характер твоих показаний, как сведений о невиновности и непричастности, их отвергнут по простой причине того, что предъявленным обвинением не охватывается участие какого-то там Ульянчика, какие-либо преступные действия сторонних лиц против императора не входят в объём обвинения против тебя и, следовательно, показания такого содержания данного обвинения не касаются, не подлежат обсуждению и оценке по существу. И такие ограничения могут обрезать показания обвиняемого далеко за осязаемыми границами «относимости к делу».

С другой же стороны, показания обвиняемого ценны оказываются тем, что нередко оказываются едва ли не единственным доказательством защиты. Доказательством, которое не может быть проигнорировано. Допрос обвиняемого – обязательная к осуществлению процедура для самих мусоров. И показания обвиняемого оказываются неизбежны, если только он сам не воспользуется правом отказа. В то время, как любые другие сведения защитного свойства, всегда находятся под угрозой вычленения и утраты. Знаем, свидетеля защиты могут под каким-либо предлогом не допросить, а если и допросят, то «забудут» включит в протокол проблемные для обвинения показания. С тем же успехом следак может отвергнуть всякое ходатайство защиты о проведении какого-либо следственного действия, где могут быть получены доказательства. А вот с допросом и показаниями обвиняемого так не поступить. Все заявленные в показаниях факты и обстоятельства мусора вынуждены будут проверять и опровергать, а представленные в ходе допроса другие доказательственные материалы – приобщать к уголовному делу и исследовать по существу. В том числе через проведение иного рода следственных действий. Тогда обвиняемому следует и в самих своих показаниях напрямую ссылаться на наличие представляемых им доказательств и кратко изложить их содержание, и дать им собственную оценку – что именно подтверждают или опровергают эти сведения. Желательно те же самые данные представить отдельным заявлением и параллельным путём. Такая перекрёстная подстраховка не обязательна по Закону, но оправдана практикой – не позволяет мусорам уклоняться от приобщения и проверки таких доказательств. А в случае же их утраты, в том числе и намеренной, можно рассчитывать и на то, что своевременно не опровергнутые тем же следаком показания обвиняемого и о существе представленных в ходе допроса других доказательств, должны будут приниматься в суде сами по себе, как достоверные сведения о фактах, пусть и производной значимости.

Право давать показания не может быть ограничено волей других участников, хотя попытки этого повсеместны, намерения мусоров очевидны в этом направлении. Это значит, что по собственному желанию обвиняемый может показания давать в любом их объёме и в любое время расследования или судебного рассмотрения, не только непосредственно вслед за предъявлением обвинения, но и заявив о необходимости дачи показаний в более позднее время или при наступлении определённых условий (например, после допроса свидетеля) или при необходимости дополнений прежде поведанного.