Формулировку «иметь свидание… до первого допроса» твои недруги стремяться понимать, как их обязанность предоставить свидание только непосредственно перед допросом, отсекая из права весь предшествующий допросу период (нет допроса – нет свиданки). При том, что до первого допроса может значительное время пройти, порой происходят во множестве важные процессуальные события, а ты всё это время уже являлся подозреваемым и даже сам поучаствовал в каких-либо следственных действиях, такие рассуждение, обманные по сути, направлены только на ущемление твоих прав защиты. Фальшивость ясна и твоим гонителям, они посмеют только тебе одному устно ссылаться на подобную чушь, когда посчитают тебя лошарой. В действительности, такие свидания ты вправе иметь ещё до официального уголовного преследования тебя, когда сам оцениваешь своё положение подозреваемого и ощущаешь потребность в помощи и защите.
Да, даже если ты ещё и не признан подозреваемым и отсутствуют формальные основания для привлечения (допуска) защитника, это не лишает тебя права помощи через соучастие достойного профессионального помощника. Ничто не препятствует тебе обращаться за помощью к адвокатам, иным юристам или сведущим лицам за консультациями по правовым вопросам, заключать с ними соглашения о помощи, искать от них содействия и такое содействие получать сполна. В том числе на условиях конфиденциальности. Например, ещё до официально выраженных подозрений, адвокат в твоих интересах может обратиться к органу расследования о подтверждении или опровержении статуса «подозреваемый» в твоём отношении или же обжаловать какие-либо из известных действий и решений. В таких вариантах «доследственной» помощи, в том числе со стороны и не-адвокатов, но фактически признавая за реально задействованными помощниками статус «защитник», следует рассчитывать на конфиденциальность помощи и таковых. Хотя Закон внимания таким ситуациям и не уделяет за рамками адвокатских участий. Но из этого таки можно выделить важный нюанс: лицо, вызванное на допрос в качестве свидетеля и тем самым призванное мусорами сообщить об известных этому лицу обстоятельствах, может отказаться от дачи показаний (взгляни ст. 308 УК РФ) – то есть любой вызванный свидетелем может отказаться сообщать те факты, что стали известны ему от подозреваемого, ссылаясь на то обстоятельства, что эти сведения им получены при общении с этим гражданином-ныне подозреваемым в порядке оказания ему юридической помощи, а фактически – защиты. Разве не обоснована такая позиция?
Подозреваемый вправе представлять доказательства.
Довольно лицемерное заявление. Это установление явно не согласовано, вступает в противоречие с другими нормами и фактически не реализуемо, как самостоятельное право. Те информация и предметы, которые способны и желают представить представители от защиты не могут считаться Доказательствами до тех пор, пока мусора не признают их и не приобщат к материалам дела именно в значении «доказательства». А до этого времени такие информация и информативные предметы являются только хламидой со свойством потенциальных доказательств. Как яйцо по отношению к не родившейся цыпочке: ещё не известно вылупится или нет.
В нашем случае мнимому праву подозреваемого представлять доказательства противостоит компрессионная обязанность (право!) органа расследования изымать, приобщать, рассматривать представляемое подозреваемым «доказательство». Двуликий Закон оставил следаку оконце, хотя нет – распашные врата для произвола. Сведения и материальные предметы окажутся в числе доказательств только при условии, если следак признает, что они имеют значение для установления обстоятельств по делу и (вообще) существует необходимость в их получении (смотри статьи 84.1, 159.2 УПК).
То есть в этих вопросах первая скрипка отдана всецело следаку с его мнением, желанием, решением. Такие условия на деле оказываются непреодолимыми, так как на всякие инициативы подозреваемого о наличии и необходимости получения новых доказательств, вполне ожидаем отрицательный ответ или о незначимости таковых, или отсутствии необходимости в них, или о наличии всяких немыслимых препятствиях в получении. Все-все процедуры порождения и обнародования доказательств поставлены в зависимость от воли следака при иллюзорной возможности сопротивляться его волевым ухищрениям. Например. Тебе известно, что на месте преступления имеются следы крови или предмет, определяющие присутствие третьих лиц. Ты просишь дополнительно осмотреть место происшествия, изъять материал – потенциальное доказательство (сведения по протоколу осмотра, вещдок, образец). А вот следак берёт и не усматривает в этом необходимости, не придаёт значения появлению или самому наличию таких материалов и тупо отказывает в принятии мер по их получению. А с течением времени (ты в курсе, что у времени течка бывает?) эти улики попросту утрачиваются и оказываются невосполнимы. Следак-шельмец знает об этом, ну и зачем ему всякие антидоки (?). Та же картинка и в случаях нужды твоей провести мед. экспертизу, опознание, освидетельствование и прочие мероприятия в целях добычи полезной для защиты информации. Осуществление подобных процедур, особенно в отношении объектов и лиц уже подшитых к делюге, возможно и допустимо только по решению того же следака. Сам же подозреваемый или его защитник не только не способны, но и не вправе получать и представлять органу расследования доказательства в порядке процедур таких следственных действий. Мыслимо ли, чтобы без резолюций мусоров сам подозреваемый при участии наёмных очевидцев эксгумировал бы труп, обнаружил и описал бы на нём телесные повреждения, провёл бы посредством медиков новое экспертное исследование, изъял бы от трупа препараты-образцы, и приволок все эти материалы и свидетельства сыскному агенту: «Нате вам, подшейте к делу».