Моя тебе толкушка: молчать и бездействовать вредно и ущербно. Из подобной твоей позиции во многих случаях (но не всегда) стороне обвинения удаётся дивидент получить, а защите геморр нажить.
Бабло с носу – колдырить легче.
Отсутствие опровержений от защиты упрочивает доказательственную базу и доводы обвинения, на будущее даёт оправдание упущениям позиции этой стороны. Ты окажешься сам повинен уже в том, что скрывал важные, оправдывающие тебя аргументы, а обвинители, в такой ситуации, остались свободны считать свою версию правильной, а добытые доказательства – бесспорными. Не потому, что нечем вообще оспорить, а потому, что спор не состоялся. Тем более что существует кабинетная договорённость между судом и представительством от обвинения: если сторона защиты молчала на следствии и вдруг при судебном разбирательстве пытается представить ранее не ведомые обвинению доказательства, суд будет всячески препятствовать их получению, приобщению и обсуждению по существу. Такие доказательства будут изничтожаться процедурными приёмами с созданием видимости их же полного отсутствия. Данную политику они оправдывают ещё одной странной претензией: ты, видите ли, скрывал доказательства в ходе предварительного следствия, а из-за этого сторона обвинения не имела возможности следственным путём проверять их и находить контрафакты (Во как!). Но существуют приёмы и против лома.
Другая проблема гарантии «не обязан доказывать свою невиновность» в содержании самого этого положения. Прореха Закона в том, что за бортом гарантии оставлены проблемы доказывания иных, не менее значимых обстоятельств, например, причастности. В некоторых случаях мусора придерживаются буквальности этой нормы и выводят, что раз в ней не идёт речь о причастности, то и нет гарантированной и равной защиты обвиняемого в этой части, то есть не отрицается обязанность доказывать свою непричастность. Это, конечно, наивное рассуждение, но в отсутствие разумного сопротивления подобным наворотам, обвиняемого стараются в подобном убедить и переложить на него бремя доказывания его непричастности к преступлению, или доказывать иную событийность деяния, или характер и размер вреда, или аналогично по всем остальным обстоятел ьства м.
Наличие сомнений, во всяком случае, подрывает позицию обвинения по вопросу виновности. Речь идёт только о сомнениях в доводах и выводах как обвинения, так и суда, а также сомнительных доказательствах. Сомнения же от защиты сами по себе лишь направлены на возбуждение сомнений обвинительности, но такой же силы не имеют, не значимы, не обязательны к обсуждению. Но, опять же, по прямому тексту расцениваются только в пользу защиты одни лишь сомнения в виновности, а не в причастности или по другим обстоятельствам. Ну, что за хрень такая?
Сомнения стороны обвинения и суда должны иметь явную выраженность в любой однозначно воспринимаемой форме. О сокрытых в башках, не высказанных вслух или на письме сомнениях можно лишь догадываться и никогда не установить их чётко.
Презумпция Невиновности установила прелюбопытное правило «обработки» возникающих сомнений. Предложена такая процедура: Если обнаружились сомнения, их следует (пытаться) устранить; устранение сомнений производиться в порядке, установленном УПК РФ; если сомнения не устранены, то они должны толковаться в пользу обвиняемого. Согласись, довольно мутные процедуры при последовательности невнятных условий их осуществления. Мы не найдём ответов: каким образом заявляются сомнения? кто их должен устранять? с помощью каких средств? где предел процессу устранения? как производить толкование? Гипотетически мы можем представить ситуацию. Судья: Ой, у меня возникли сомнения в виновности Коленьки, давайте их устранять. Иные участники: Давайте-давайте (или – Не давайте). Пошло брожение. Через некоторое время: Достаточно, сомнения устранены (или) Сомнения не устранены, и я их решил толковать в пользу Коли. Николай, вы чувствуете пользу? Далее судья выносит решение по итогам устранения, а в протоколе фиксируют весь такой движ. В другом варианте сомнения зародились внутри судьи, и он самостоятельно, внутримысленно осуществил попытку устранения. Но как же тогда другим участникам станет известно о том, что только вот происшедшие мероприятия являлись деятельностью по устранению сомнений. А ведь всякое действие, предписанное УПК, должно протоколироваться по существу, значит, и мыслительный процесс рождения, течения, всяческих попыток устранения сомнений? Бред!
Между тем, в УПК не прописан приемлемый специальный порядок устранения сомнений, такая процедура не обеспечена правилами её осуществления. Это откровенно препятствует самой возможности и праву участников осуществлять устранение сомнений именно «в порядке, установленном УПК». Теоретически можно бы приравнять процедуру «устранения сомнений» с известной процедурой «устранения противоречий между доказательствами». Но Сомнения и Противоречия – не равные понятийные объекты, хотя противоречия и порождают сомнения, и в таком раскладе устранение противоречий в некоторой степени устраняет и сомнения. Да только Сомнения – это ж мыслительно-чувственная среда, которая не может быть визуально отражена, как и любой иной мыслительный процесс в реальном его течении. При отмеченной процессуальной значимости процедуры работы с сомнениями как действия, процедура эта не может быть достоверно, точно и результативно отражаться в документальном виде – протоколироваться, не доступна для нормального обсуждения и проверки её правильности. Всё это, опять же, вздобряет почву для произвола. Так или иначе, при вдруг выявленных тобой сомнениях у обвинителей или суда, ты вправе требовать возбуждения процедуры устранения сомнений и вынесения решения по её результатам (если необходимость в этом появиться), либо ссылаться на нарушения порядка УПК, когда при наличии сомнений такие действия и решения не произведены.