Курс молодого овца, или Самозащита в уголовном суд - Страница 245

245

Считай подфартило, если ты, твой добросовестный защитник, а лучше – за компанию вместе, стали участниками обыска. Тогда ты сам способен собственным восприятием отмечать происходящее в соотношении с существующими правилами. Вот шмонают твою хату, и ты лицезреешь: следак, ты, понятые и прочие участники сгруппировались в одной комнатке, где следак производит на текущий момент обыск – шарит по мебели и составляет протокол. Один из оперов интересуется, где в квартире сортир, видите ли приспичило ему «по-маленькому». На правах хозяина ты указал, опер отошёл, а от сортира через короткое время его ор несётся: «Хиляйте все сюда, я здесь предмет обнаружил подозрительно схожий с пистолетом!». Вся тусовка перемещается весёлою гурьбой к клозету, где опер тычет пальцем кривым за сливной бачок. Батюшки, а из-за бочка того откровенно торчит рукоять «Смит & Вессон». Ты, мол, не моё, подкинули суки! Волыну изымают, осматривают, описывают всё в протоколе. Ты же отмечаешь (про себя), что обыск в части обнаружения «ствола» произведён-то не следователем, а неуполномоченным законом должностным лицом. На момент обнаружения оружия обыск именно в месте обнаружения (туалетная комната) не производился (хотя, формально местом обыска являлась вся квартира). То есть, пистолет выявлен вне обыска. А это влечёт прямые выводы о нарушении законного порядка получения доказательств (вещдока – пистолета и сведений об этом в протоколе), а, значит, об их недопустимости. В приведённом случае нарушение объективно существует. Оценка недопустимости опирается на твои знания должного порядка обыска, понимание характера нарушений при наличии у тебя средств доказывания фактов и обстоятельств. Здесь процесс оценки обеспечен, как минимум, твоими оценочными действиями и осуществлён сиюминутно. Это ты выступил наблюдателем текущих событий, применил свои знания и рассудок. Дело за малым: оценку обнародовать и исключить недопустимое доказательство.

Вру, не за «малым». Происшедшие нарушения затрагивают обыск не в целом, не все добытые по его результатам доказательства, а лишь касательно оружейной истории. Поэтому и вопрос об исключении может ставиться только в отношении сведений об отыскании револьвера и всей последующей информации, с этим связанной. Только последующей. То есть, любые сведения, полученные о той же «дуре» вне обыска, – до него или в порядке параллельных поисковых мероприятий, например, через допрос сантехника Лёвы, о том, что он при проведении ремонтных работ в том же клозете твоей квартиры наблюдал в том же месте заныканный подобного же рода объект – эти результативные сведения не охватываются указанными нарушениями правил обыска, не связаны с ними.

Одновременно перед тобой дилемма: как и когда защите отреагировать на нарушения?

1. Ты можешь заявить о незаконности действий уже на момент, когда опер самостоятельно обнаружил ствол и указал о находке участникам. При всей очевидности подлога или явной сомнительности в сердцах присутствующих о чистоте розыска такого, столкнувшись с твоей чуткостью, следак, скорее всего, вычленит эпизод обнаружения «волыны» из общей канвы обыска, а доказательства в данной части переведёт в иные форматы: объяснения и показания от опера, его же Рапортина, составит в отношении «пушки» отдельный Протокол изъятия. И, таким образом, сведения об оружии могут остаться в доказательствах обвинения.

2. Ты можешь заявить о нарушениях в самом конце обыска, когда дело станет за внесением Замечаний в Протокол. Вслед таким замечаниям и при тех же очевидностях следак озадачится вопросом об исключении из числа доказательств части сведений по Протоколу обыска, касающихся обнаружения, изъятия с отказом от приобщения пистолета. Конечно, следак может и проигнорировать эти замечания, особенно, если в них не выражено направленных требований об исключении, также как он может отложить рассмотрение замечаний в «долгий ящик». Но сохраняется у него возможность и оставить «ствол» в деле через те же свидетельства опера в рамках попутного обыску ОРМ, хотя самостоятельное изъятие уже и не произвести. В случае же крайнего смятения по обеим вариациям следак может и вовсе удалить «стволовой» эпизод. Однако порождается угроза, что оружейный подкидыш всплывёт позднее в иных месте и обстоятельствах «отыскания», но в более убедительной форме. Ведь наличие в деле материальных сведений об оружии изначально продиктовано какими-то целями обвинения, как минимум, необходимостью подсадить тебя на «парашютную» статью.

3. Ты можешь заявить о тех же нарушениях и недопустимости в любое другое время дальнейшего производства по делу (вплоть до времени отбытия срока наказания!). Лично я более выгодным полагаю не спешить с этим, а по ментовской традиции стрелять в спину – сделать заявления или по окончанию расследования или в суде 1-ой инстанции. Объясняю. К тому времени обвинительная база по пистолетному эпизоду уже будет сформирована окончательно. К собранию своих сочинений, в отсутствие твоих протестов и опровержений, следствие будет относиться с уверенностью в их доказательственной силе и достаточности материалов. Мусора успокоятся по данному направлению. Вещдок (револьвер) к тому времени обрастёт чешуёй в виде производных всяких доказательств. Кроме сведений по Протоколу обыска в дело вплетут свидетельства по осмотру оружия; по криминалистическим экспертизам; по показаниям новых свидетелей, которые, якобы, не единожды видели сей прибор в твоих преступных руках; по вдруг обнаруженным на посещаемых тобой территориях патронам подходящего образца и калибровки… На основании этой совокупности будут сформулированы изящные выводы твоих обвинителей. И тут, бэбэнс! ты швыряешь свою падло-бомбу. Эх, что за веселуха начнётся! Отвечаю за базар. Это всё равно, что бабка бы твоя вязала месяц свитерок тебе-падонку, осталось– то всего два рядка по подолу пройти спицей, а ты за один конечек веретянной потянул – и распустилась шерстянка в одну нить. Что плели – всё зазря от одного рывка… Так и здесь. Недопустимость и исключение опорных сведений повлечёт необратимый обвал всех надстроек – доказательств, связанных с оборотом обнаруженного оружия. Радости пуд: медным тазом накроет обвинение в данной части. Наслажденья охапка: эти доказательства уже не восстановить, а розыскные действия – не возобновить. И счастья глоток: обвинителей не выручат даже свидетельства опера ввиду их запоздалости, они не вправе дополнять доказательственную базу обвинения за пределами стадии расследования, а с помощью таких показаний результаты обыска и изъятия не подменяемы. Насущная задача твоя при выборе такой вариации – на всё это время внимательность и память понятых о действительных событиях того обыска надо сохранить в обострённом состоянии, подмолаживать. С этой целью, твой защитник или иной поверенный разыщет тех понятых без отлагательств, встряхнёт их воспоминания, поможет событийные акценты расставить, возьмёт с них объяснения, зафиксирует такие беседы письменно и аудиозаписью, а через некоторое время вновь их файлы потеребит, заручится явкой в суд. Всего-то делов. Сообщения понятых и будут приняты во внимание при разборе полётов. Ведь в самом Протоколе обыска следак не отразит подробности активного соучастия опера, а в замечаниях к протоколу сторона защиты обойдётся лишь кратким указанием, что обыск проведён с «вопиющими» нарушениями законного порядка, и что более подробные замечания будут представлены позднее отдельной петицией. Последний финт – чтобы отсечь претензии, типа: а чё ж вы раньше глухарили, замечаний не подали, как бы и не имели таковых, что нонче измысливаете? А ты: как же – как же, были замечания, а «позднее» – это вот сейчас.

245