Можно согласиться, что норма по статье 47 УПК является предписанием общего (универсального) характера. Допустим. Ведь существуют в её развитие правила по специальным нормам, в коих отдельно конкретизируется и уточняется Право на участие в более развёрнутом виде. А эти специальные нормы, притом, имеют преимущество в применении и по расшифровке для конкретных случаев. Да только все такие последующие оговорки, в свою очередь, столь корявы, что порой существенно изменяют содержание Права или вообще приводят к отмене его. В этом наблюдается результат влияния мусоров на редакцию Закона, когда под их давлением вносились изменения и дополнения, изуродовавшие УПК до безобразия. В итоге Кодекс ныне пренасыщен такими чёртиками-перевёртышами взамен стройных норм.
Дурацкими являются все без исключения ограничения, в которые укутали Право на участие. Глянь-ка, внутри нормы перечислены возможные судебные инстанции и отдельные стадии, на которые распространено Право участия. Из данной конструкции явствует, что на судебные рассмотрения всех иных вопросов Право не распространяется. Следовательно, обвиняемый не вправе рассчитывать на участие, например, в рассмотрении судом вопросов по контролю его корреспонденции, по проведению обыска и выемки в его жилище, по аресту его денежных средств и имущества. А сами суду в ответ на редкие возмущения по поводу таких ограничений голосят: Всё верно – нет Права, но ничего страшного, ограничения такие вполне компенсированы последующей возможностью обвиняемого обжаловать решения судов в вышестоящие сферы. Надо же, что за вздор! Указанными решениями и осуществляемыми на их основе действиями напрямую затрагиваются не менее значимые конституционные права и свободы обвиняемого, чем по, например, всё же учтённому в том же Законе решению о временном отстранении от должности. И то обстоятельство, что перечисленные следственно-судебные действия пытаются связать с мнимой «тайной следствия» или с необходимым аспектом неожиданности осуществления в значении устранения возможных противодействий – такие доводы не могут оправдать урезание Права защиты на доступ к правосудию (участию в нём). Допустимость и обязательность участия обвиняемого при рассмотрении и указанных вопросов права фактически подтверждается тем, что прямое участие стороны защиты предопределено и не умаляется при рассмотрении точно таких же вопросов в ходе рассмотрения дела первой инстанцией по существу обвинения. Указанные же ограничения для стадии предварительного следствия Закон никак не объясняет, и об их природе мы можем только догадки строить. Но сами нормы, а в особенности существующая практика ущемлений со временем подправляется с учётом всё же интересов защиты. В чувство законодателя и мусоров приводит Конституционный Суд.
Другой странностью видится отделение Права участия в судебных рассмотрениях дела от Права участия в разбирательствах по жалобам, подаваемым в суд в ходе предварительного следствия. По всем внешним признакам рассматриваемые в этих случаях судом вопросы касаются всё того же уголовного дела, само рассмотрение происходит в обычном порядке судебных заседаний с участием тех же сторон, а решения суда способны существенно повлиять и на ход самого производства по делу и на позицию обвинения. Умнички-юристы пытаются объяснить такое размежевание тем, что обжалование в порядке ст. 125 УПК, якобы, не затрагивает существа обвинения – то есть, вопросы преступности, причастности, вины и наказуемости не решаются такими рассмотрениями. Враньё. Жалобы на законность расследования, пусть косвенно, но всё же обвинение затронуть могут, да так затронуть, что обвинение прахом падёт. Так, через судебные решения о незаконности конкретных следственных действий их результаты (доказательства) вылетают в трубу ввиду недопустимости, что может повлечь даже прекращение уголовного преследования из-за явной необоснованности (читай – недоказанности) обвинения. Разве нет? Да, чёрт побери! Я лично одному чуваку слепил жалобу на незаконность прослушки и записи его телефонных переговоров, когда фэшники произвели такой контроль за пределами срока, установленного судом на проведение ОРМ. И что, суд подтвердил незаконность действий ментов, а после этого пришлось следаку вычленять из дела распечатки, расшифровки, аудионосители тех переговоров. Утраты эти оказались невосполнимы для мусоров. При том, что доказательства были единственными в своём роде, составообразующими. В том деле целый эпизод улетел из обвинения. А эпизод, между прочим, о приготовлении к заказной мокрухе, – голимый червонец могли по нему впаять… И напротив, монументально откованное в Законе Право на участие в рассмотрении судом вопроса об отстранении от должности уж точно не касается сути обвинений, любое решение суда по данному вопросу не скажется на производстве значимым образом. Так где же логика в нормативном обособлении? Её нет, но есть дурь. Таким разделением законодатель под давлением практикующих мусоров искусственно отгородил суды от возможных касательств любых вопросов по обвинительным процедурам и выводам на стадии расследования при рассмотрении судами каких-либо жалоб обвиняемого. А под предлогом таких завуалированных ограничений возникает формальный повод отказывать в удовлетворении жалоб или даже не принимать их к рассмотрению. Так то.
Участие в судебном разбирательстве подразумевает обеспечение обвиняемого реальной возможностью активно использовать предоставленные Законом правомочия участника от стороны. Участие отличается от присутствия.